Книжник [The Scribe] - Франсин Риверс

Сарказм его действовал мне на нервы.

— У него были и другие причины, Павел. Не только тоска по родным.

— Ни одна из этих причин не убедит меня, что это надежный человек.

Я оставил его в покое, решив вернуться к этому разговору завтра, чтобы у него было время поразмыслить. Варнава пытался меня предостеречь.

— Но таить обиду — это же грех, Варнава! — Мы быстро подмечаем чужие недостатки, не видя их в себе самих.

— Да, но дело в том, что Павел, более чем кто–либо, кого я знаю, руководим решимостью нести повсюду слово о Христе. Поэтому, он не всегда понимает людей, не столь к этому устремленных.

Пропустив мимо ушей его мудрый совет, я сделал новую попытку. Я решил не ходить вокруг да около.

— Ты так красноречиво говорил о благодати, Павел. А для Иоанна Марка у тебя ее нет?

— Я простил его.

Тон его вызвал у меня раздражение.

— Очень мило с твоей стороны!

Как легко забыть, что едкие слова только разжигают пламя гнева.

Павел посмотрел на меня. Взгляд у него был мрачный, щеки пылали.

— Он бросил нас в Пергии! Я могу простить, но не могу позволить себе забыть его трусость.

— Иоанн Марк — не трус!

— Я бы больше уважал его, если бы он сам говорил за себя!

Что бы я ни делал, все становилось только хуже.

Сразу же по прибытии в Сирийскую Антиохию я зачитал письмо Церкви. Христиане из язычников вздохнули свободно, узнав о постановлениях Иерусалимского совета. Некоторые же христиане из иудеев принялись спорить. Когда семя гордости уже пустило корень, вырвать его непросто. Мы с Иудой остались проповедовать учение о благодати Христовой всем, уверовавшим в распятие, погребение и воскресение Иисуса. Некоторые иудеи не желали слушать и ушли. Мы же продолжали наставлять тех, кто не обманывался человеческой гордыней, внушаемой добрыми делами. Мы надеялись утвердить их в вере, чтобы им устоять перед лицом гонений: мы ведь знали, что они приближаются.

Я часто слышал проповеди Павла. Он был великолепным оратором, подкреплявшим свою речь доказательствами из Писания. С какой легкостью он переходил с греческого на арамейский. В спорах никогда не уступал, но с помощью своего выдающегося ума завоевывал новые души — или же возбуждал ярость толпы! Не существовало вопроса, который поставил бы его в тупик.

Я начал понимать затруднения Иоанна Марка. Рядом с человеком, пережившим столь драматичное обращение, обладающим таким могучим умом и образованием, даже самый ревностный христианин мог почувствовать себя совершенно не приспособленным к служению. Если бы не преимущества, полученные мною в юные годы, возможно, это смутило бы и меня. Я не боялся Павла, но его пылкость нрава и всегдашняя уверенность в собственной правоте нередко раздражали и меня. То, что он на самом деле всегда оказывался прав, вызывало у меня уважение, но не способствовало привязанности. Только позже, ближе познакомившись с ним, я полюбил его, как брата.

Из Иерусалима пришло письмо.

Павел наблюдал, как я читаю свиток.

— Что случилось?

— Ничего. — Я скатал его, внутренне удивляясь, почему известие о том, что пора домой, так расстроило меня. — Нас с Иудой вызывают назад в Иерусалим.

— Когда уладишь там свои дела, возвращайся в Антиохию.

Его приказ меня озадачил. Мы мало разговаривали после спора, касавшегося Иоанна Марка. Хотя оба мы относились друг к другу с уважением и были едины в вере в Иисуса Христа, между нами всегда оставалась преграда. К тому же, чтобы разрушить ее, ни один из нас не прилагал больших усилий.

— Ты хороший учитель, Сила.

В ответ на эту похвалу я приподнял брови и наклонил голову.

— Ты тоже, Павел. — Я не льстил ему. — Никогда не слышал, чтобы кто–либо так продуманно и убедительно защищал дело Христово. Если бы вера шла от разума, весь мир бы уже уверовал, что Иисус — Господь.

— Нужно делать то, что Иисус повелел! Мы должны идти и научить все народы!

— И научите — вы с Варнавой. — Я слабо улыбнулся. — И другие, — добавил я, имея в виду Иоанна Марка.

— Ты хорошо подходишь для этого, Сила. В совете двенадцать членов, и они могут избрать еще кого–нибудь из знавших Иисуса и сопровождавших Его три года, когда Он проповедовал. Пусть совет бросит жребий, кто будет вместо тебя.

Всякому нравится считать себя незаменимым…

— Я не думаю…

— Не думаешь, что можно решать, не спросив Божьей воли? Я прочел ее на твоем лице, когда ты читал письмо, которое держишь в руках. Тебе больше по душе учить, чем управлять.

— Но об управлении я знаю больше.

— Когда мы утешаемся Богом, Он исполняет желание нашего сердца. Так говорит Писание. А твое желание — идти в мир и проповедовать. Ты что, будешь это отрицать?

— У каждого из нас свое место в теле Христовом, Павел. Я должен служить там, где во мне нуждаются.

Он хотел сказать что–то еще, но сжал губы. Покачал головой, развел руками и удалился.

Мы с Иудой вернулись в Иерусалим и в Совет. Я беседовал с Иоанном Марком и видел его разочарование.

— Я сам пойду в Антиохию и поговорю с Павлом. Может, тогда он увидит, что я уже не боюсь.

Я подумал, что это мудро. Молодой человек приходился родственником Варнаве. Возможно, Варнава уговорит Павла дать ему еще одну возможность. Что до моего собственного желания вернуться в Антиохию, я предоставил это Господу. Я знал, что найдутся и другие, кто может сопровождать Павла, люди с большей мудростью, чем у меня, способные сносить его крутой нрав. Но мне этого хотелось. Он будоражил мою веру. В его обществе невозможно было закоснеть в самодовольстве.

Через некоторое время, после того как Иоанн Марк покинул Иерусалим, из Антиохии пришло письмо для Петра и Иакова.

— Сила, Павел просит освободить тебя от обязанностей в Совете, чтобы ты мог отправиться с ним в Сирию и Киликию. Он хочет посетить основанные им церкви и посмотреть, как там дела.

Такая просьба удивила меня.

— А Варнава? Он что, заболел?

— Они с Иоанном Марком отплыли на Кипр.

Можно было себе представить, что произошло между Павлом и Варнавой. Павел так и не смягчился, а Варнава не мог позволить юному родственнику окончательно упасть духом. И правильно сделал.

Петр посмотрел на меня:

— Павел говорил с тобой об этом в Антиохии?

— Да. — Я почувствовал на себе пристальные взгляды. — Я сказал Павлу, что буду служить там, где во мне больше нуждаются.

Иаков изучал мое лицо.

— Ты ведь молился об этом, верно?

— Не переставая.

Члены совета начали обсуждение. Некоторые не хотели отпускать меня из Иерусалима. Мои способности к управлению приносили пользу Церкви. Но я знал: Павел прав. Мое место могут занять и другие — люди, проявившие силу характера и веры, выстоявшие в гонениях.

— Ты провел много времени в путешествиях, больше других, Сила. Ты будешь Павлу хорошим спутником. Чувствуешь ли ты призвание от Бога на этот труд?

— Да. — Я просил Господа, если это Его воля, дать мне явную возможность, — письмо Павла и решение Совета лишали меня последних сомнений.

Другие вопросы подождут, пока мы не встретимся с Павлом в Антиохии.

Мы помолились и прибегли к жребию. На мое место был избран Варсава. Это был честный трудолюбивый брат, многократно доказавший свою любовь к Иисусу и Церкви.

На следующее утро я отправился в Антиохию.

Павел приветствовал меня холодно:

— Это ты его прислал, так ведь?

Можно было не спрашивать, что он имеет ввиду. Все читалось на его лице. Неужели гнев его так велик, что помешает нам трудиться вместе?

— Иоанн Марк сказал мне, что намерен поговорить с тобой. Он думал, что тогда ты увидишь: он уже не так робок, как раньше. Однако, я так понимаю, что у нас все сложилось плохо.

— Неплохо. Для других. Но брать его с собой я не хотел.

Под другими он, конечно, разумел Варнаву.

— Почему?

— Я не знаю заранее, на сколько мы уходим, Сила. По меньшей мере, на год, может быть, и больше. Я не уверен, достанет ли ему посвященности.

— А Варнава с этим не согласился.

— Я в первый раз в жизни увидел, как он рассердился. Он настаивал, чтобы мы взяли Марка. Я отказался рисковать.

Я криво улыбнулся:

— Откуда ты знаешь, что у меня хватит храбрости идти до конца?

Под правым глазом у него дернулась жилка.

— В ту ночь, когда я вломился к тебе домой, и по моему наущению тебя избили и переломали в твоем доме все, что попалось под руку, ты ни разу не обругал меня — и не закатил истерику, пытаясь меня остановить. — Он встретился со мной глазами. — Я шел с намерением тебя убить, но то, как ты себя вел, остановило меня.

— Это Бог тебя остановил.